Клайв Льюис - Космическая трилогия [сборник]

Заиграл орган, перекрывая и негромкий кашель, и громкую брань за стеной, и даже тяжкие удары каких-то грузов о землю, сотрясавшие стены. Как и боялся Кэрри, туман мешал везти гроб. Органист играл полчаса, не меньше, прежде чем у входа зашевелились, и многочисленные Хинджесты в трауре, согбенные, сельского обличил, стали пробираться на оставленные им места. Внесли булаву, появились бидлы, и надзиратели, и ректор всего университета, и поющий хор, и — наконец — самый гроб цветочным островом поплыл сквозь туман, который стал еще гуще, мокрее и холодней, когда отворили двери. Служба началась.

Служил каноник Стори. Голос его был еще красив, и была красота в том, что сам он отделен от всех остальных и верой своей, и глухотой. Ему не казалось странным, что он произносит эти слова над телом гордого старого атеиста, ибо он не подозревал об его неверии. Не подозревал он и о странной перекличке с голосами, — вторившими ему извне. Глоссоп вздрагивал) когда тишину прорезал вопль: «Трам-та-ра-рам, куда ногу суешь, раздавлю!» — но Стори невозмутимо отвечал: «Сеется в тлении, восстает в нетлении».

— Как заеду!.. — говорил голос.

— Сеется тело душевное, — говорил Стори, — восстает тело духовное.

«Безобразие!..» — шептал Керри сидевшему рядом казначею. Но кое-кто из молодых жалел, что нет Феверстона — уж он бы поразвлекся!..

Из всех наград, полученных Марком за послушание, самой лучшей оказалось право работать в библиотеке. После того злосчастного утра он быстро узнал, что доступ туда на самом деле открыт лишь избранным. Именно здесь происходили поистине важные беседы; и потому, когда как-то вечером Феверстон сказал: «Пошли выпьем в библиотеке», Марк расцвел, не обижаясь больше на их последний разговор. Если ему и стало за себя немного стыдно, он быстро подавил столь детское, нелепое чувство.

В библиотеке обычно собирались Феверстон, Филострато, Фея и, что удивительно, Стрэйк. Марку было очень приятно, что Стил сюда не ходит. По-видимому, он и впрямь обогнал его, или обогнул, как ему и обещали; значит, все шло по программе. Не знал он тут только профессора Фроста, молчаливого человека в пенсне. Уизер — Марк называл его теперь ИО или «старик» — бывал здесь часто, но вел себя странно: ходил из угла в угол, что-то напевая. Подойдя на минуту к остальным, он глядел на них отеческим взором и уходил опять. Являлся он и исчезал несколько раз за вечер.

С Марком он ни разу не заговорил после той унизительной беседы, и Фея давала понять, что он еще сердится, но «в свое время оттает». «Говорила я, не лезь!» — заключала она.

Меньше всех Марку нравился Стрэйк; который и не пытался подделаться под принятый здесь стиль «без дураков». Он не пил и не курил. Он сидел, молчал, потирал худой рукой худое колено, глядел печальными глазами то на одного, то на другого и не смеялся, когда все смеялись. Вдруг его что-нибудь задевало, обычно — слова о «сопротивлении реакционеров» — и он разражался яростной, обличительной речью. Как ни странно, никто не перебивал его и никто не улыбался. Он явно был чужим, но что-то их с ним связывало, и Марк не мог понять, что же именно. Иногда Стрэйк обращался к нему и говорил, к большой его растерянности, о воскресении. «Нет, молодой человек, это не исторический факт и не басня. Это — пророчество. Это случится здесь, на земле, в единственном мире. Что говорил Христос? Мертвых воскрешайте. Так мы и сделаем. Сын человеческий — человек, вставший в полный рост, — может судить мир, раздавать вечную жизнь и вечную гибель. Вы увидите это сами. Здесь, теперь». Все это было в высшей степени неприятно.

На следующий день после похорон Хинджеста Марк решил пойти в библиотеку сам (до сих пор его звали Феверстон или Филострато). Он сильно робел, но знал, что в таких делах ложный шаг и в ту, и в другую сторону губителен. Приходилось рисковать.

Успех превзошел его ожидания. Все были здесь и, не успел он закрыть дверь, все весело обратились к нему, «Ессо!» — воскликнул Филострато. «Он-то нам и нужен», — сказала Фея. Марку стало тепло от радости. Никогда еще огонь не горел так ярко и запах не был таким пленительным. Его ждали. В нем нуждались.

— Сколько у вас уйдет на две статьи, Марк? — спросил Феверстон.

— Всю ночь работать можешь? — спросила Фея.

— Бывало, работал, — сказал Марк. — А в чем дело?

— Итак, — обратился ко всем Филострато, — вы довольны, что эти… неурядицы становятся все сильней?

— То-то и смешно, — сказал Феверстон. — Наша Фея слишком хорошо работает. Овидия не читала.

— Мы не могли бы остановить их, если бы хотели, — сказал Стрэйк.

— О чем идет речь? — спросил Марк.

— В Эджстоу беспорядки, — отвечал Феверсгон.

— А… я, знаете, не следил. Что, серьезные?

— Будут серьезные, — сказала Фея. — В том-то и суть. Мы намечали бунт на ту неделю, а пока что брали разгон. Но так, понимаешь, хорошо идет… Завтра-послезавтра тарарахнет.

Марк растерянно глядел то на нее, то на Феверстона. Тот просто корчился от смеха, и Марк почти машинально обыграл свое недоумение.

— Ну, это нам знать не дано, — улыбнулся он.

— Вы думаете, — ухмыльнулся Феверстон, — что Фея пустит все на самотек?

— Значит, мисс Хардкасл сама и действует? — спросил Марк.

— Да, да, — закивал Филострато. Глазки у него блестели, жирные щеки тряслись.

— А что? — сказала Фея. — Если в какую-то дыру понаедет сотня тысяч рабочих…

— Особенно таких, как ваши, — вставил Феверсгон.

— …заварухи не миновать, договорила Фея. — Они и сами цапались, моим ребятам ничего делать не пришлось. Но уж если ей быть, пускай будет, когда нужно.

— Вы хотите сказать, — снова спросил Марк, — что вы это все подстроили?

Отдадим ему справедливость — его коробило, и он не старался это скрыть, но лицо и голос сами собой подделывались под общий тон.

— Зачем же так грубо! — сказал Феверсгон.

— Какая разница! — сказал Филострато. — Сами дела не делаются.

— Точно, — подтвердила мисс Хардкасл. — Не делаются. Это вам всякий скажет. И вот что, ребята: бунт начнется завтра или послезавтра.

— Хорошо узнавать все из первых рук! — сказал Марк. — Заберу-ка я оттуда жену.

— Где она живет?

— В Сэндауне.

— А… Ну, это далеко. Лучше мы с тобой подготовим статейки.

— Для чего?

— Надо объявить чрезвычайное положение, — сказал Феверсгон. — Иначе правительство нам не даст полномочий.

— Вот именно, — сказал Филострато. — Бескровных революций не бывает. Этот сброд не всегда готов бунтовать, приходится подстрекать их, но без шума, стрельбы, баррикад полномочий не получишь.